В 80-е годы прошлого века (эх, какая я древняя!) я училась в институте в Ленинграде. Основное время проходило в шатании по городу, музеям, театрам, ночным беседам и, конечно, мы слушали музыку, сами бряцали на гитаре и пели. Репертуар у нас был разнообразный, но предпочтение отдавалось все же бардам. И вот в один прекрасный вечер к нам пришли друзья и с порога стали тащить нас с подругой на концерт какого-то Цоя. Мы о нем ничего не слышали и слышать поначалу не хотели. Но ребята оказали мощное давление, и мы сдались. Билетов не было, но друзья заверили, что проведут нас и пройдут сами, у них какая-то тактика, которая работает безотказно.

Концерт должен был состояться, кажется, во Дворце молодежи (увы, забыла уже, как назывался этот очаг культуры). На входе была толкучка, была открыта одна дверь из четырех. Пропускали милиционеры, лица которых не внушали никакой надежды. Тем не менее, мы проскользнули – тактика наших парней действительно сработала. И вот мы в зале!

Сначала нас мурыжили два типчика, которые пытались читать лекцию о рок-музыке вообще и о Викторе Цое в частности. Но их быстро освистали, перекрыли криками: «Виктора давайте!».

Надо сказать, что зал был набит до предела совершенно разношерстной толпой. Было много панков, очень колоритных, хиппи были, рокеры, короче, представители неформальной молодежи тех лет. Выглядели некоторые личности весьма устрашающе, я боялась, что непременно приключится массовая драка.

На крики негодующих зрителей типчики что-то проблеяли, но быстренько свернулись (у них столик был с бумажками) и ретировались.

А нас сцене появился грациозный как пантера, весь в черном, красивый парень-азиат. Зал взревел. Но стоило Цою взять первые аккорды, сразу стало тихо. Виктор настраивал гитару и здоровался с залом. Мне сразу понравились его немногословность и сдержанность. А когда он запел, мы с подругой переглянулись: «это ж тот самый, кто «Хотим перемен» поет!»

В общем, концерт пролетел на одном дыхании с Цоем. Мы были сражены. Из зала периодически кто-нибудь кричал: «Виктор! Мы тебя любим!». А он застенчиво улыбался и спрашивал своим гортанным голосом: «Что вам спеть еще?». И пел, пел, пел. Один раз порвал струны на гитаре. Все вокруг подпевали, махали горящими зажигалками, обнимались. Мы тоже с кем-то обнимались за плечи и качались в такт песням. Это было такое замечательное единение!

Когда Цой попрощался и ушел со сцены, народ в зале еще сидел какое-то время. А потом как-то тихонько стали расходиться, без толкучки, давки. Я шла рядом с панком, которого до концерта смертельно боялась, и слышала, как он напевал: «Пожелай мне удачи в бою, пожела-а-ай…»

С тех пор утек целый океан воды, а я помню этот концерт, как будто это было вчера.